Неточные совпадения
Тишина росла, углублялась, вызывая неприятное ощущение, — точно опускался пол,
уходя из-под ног.
В кармане жилета замедленно щелкали часы, из
кухни доносился острый запах соленой рыбы. Самгин открыл форточку, и, вместе с холодом,
в комнату влетела воющая команда...
Самгин лежал на диване, ему очень хотелось подробно расспросить Агафью о Таисье, но он подумал, что это надобно делать осторожно, и стал расспрашивать Агафью о ее жизни. Она сказала, что ее отец держал пивную, и, вспомнив, что ей нужно что-то делать
в кухне, — быстро
ушла, а Самгин почувствовал
в ее бегстве нечто подозрительное.
— Молчите! Или —
уходите прочь, — крикнула Лидия, убегая
в кухню. Ее злой крик заставил Варвару завыть голосом деревенской бабы, кликуши...
Ленивый от природы, он был ленив еще и по своему лакейскому воспитанию. Он важничал
в дворне, не давал себе труда ни поставить самовар, ни подмести полов. Он или дремал
в прихожей, или
уходил болтать
в людскую,
в кухню; не то так по целым часам, скрестив руки на груди, стоял у ворот и с сонною задумчивостью посматривал на все стороны.
— Два десятка… — задумчиво говорила она, — ужели она их все положит? — И, поставив
в шкаф банку, побежала
в кухню. А Обломов
ушел к себе и стал читать книгу…
У него на
кухне готовилось всегда на двенадцать человек; если гостей было меньше половины, он огорчался; если не больше двух человек, он был несчастен; если же никого не было, он
уходил обедать, близкий к отчаянию,
в комнаты Дульцинеи.
Нам очень нравилось это юмористическое объяснение, побеждавшее ужасное представление о воющем привидении, и мы впоследствии часто просили отца вновь рассказывать нам это происшествие. Рассказ кончался веселым смехом… Но это трезвое объяснение на
кухне не произвело ни малейшего впечатления. Кухарка Будзиньская, а за ней и другие объяснили дело еще проще: солдат и сам знался с нечистой силой; он по — приятельски столковался с «марой», и нечистый
ушел в другое место.
В такие вечера горничные
уходили на
кухню или даже к соседям, а с нами оставалась старая нянька, которая тоже засыпала.
Они
ушли в соседнюю комнату, долго шептались там, и, когда бабушка снова пришла
в кухню, мне стало ясно, что случилось что-то страшное.
По субботам, когда дед, перепоров детей, нагрешивших за неделю,
уходил ко всенощной,
в кухне начиналась неописуемо забавная жизнь: Цыганок доставал из-за печи черных тараканов, быстро делал нитяную упряжь, вырезывал из бумаги сани, и по желтому, чисто выскобленному столу разъезжала четверка вороных, а Иван, направляя их бег тонкой лучиной, возбужденно визжал...
И
ушла в комнату матери, а я — снова
в кухню, слушать, как они, рядом, охают, стонут и ворчат, точно передвигая с места на место непосильные тяжести.
Я
ушел, но спать
в эту ночь не удалось; только что лег
в постель, — меня вышвырнул из нее нечеловеческий вой; я снова бросился
в кухню; среди нее стоял дед без рубахи, со свечой
в руках; свеча дрожала, он шаркал ногами по полу и, не сходя с места, хрипел...
В первые же дни по приезде мать подружилась с веселой постоялкой, женой военного, и почти каждый вечер
уходила в переднюю половину дома, где бывали и люди от Бетленга — красивые барыни, офицера. Дедушке это не нравилось, не однажды, сидя
в кухне, за ужином, он грозил ложкой и ворчал...
Но особенно он памятен мне
в праздничные вечера; когда дед и дядя Михаил
уходили в гости,
в кухне являлся кудрявый, встрепанный дядя Яков с гитарой, бабушка устраивала чай с обильной закуской и водкой
в зеленом штофе с красными цветами, искусно вылитыми из стекла на дне его; волчком вертелся празднично одетый Цыганок; тихо, боком приходил мастер, сверкая темными стеклами очков; нянька Евгенья, рябая, краснорожая и толстая, точно кубышка, с хитрыми глазами и трубным голосом; иногда присутствовали волосатый успенский дьячок и еще какие-то темные, скользкие люди, похожие на щук и налимов.
Дождливыми вечерами, если дед
уходил из дома, бабушка устраивала
в кухне интереснейшие собрания, приглашая пить чай всех жителей: извозчиков, денщика; часто являлась бойкая Петровна, иногда приходила даже веселая постоялка, и всегда
в углу, около печи, неподвижно и немотно торчал Хорошее Дело. Немой Степа играл с татарином
в карты, — Валей хлопал ими по широкому носу немого и приговаривал...
Для полноты картины недоставало только капризов Катри. Петр Елисеич
ушел к себе
в кабинет и громко хлопнул дверью, а Катря убежала
в кухню к Домнушке и принялась голосить над ней, как над мертвой.
Он теперь каждый вечер
уходил в господский дом и сидел
в кухне до тех пор, пока Катря не выгоняла его.
В восемь часов утра начинался день
в этом доме; летом он начинался часом ранее.
В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас
уходил в училище, а Женни заходила на
кухню и через полчаса являлась снова
в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших на берег речки, стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком проходили почти целые дни Женни.
Одни говорили, что беды никакой не будет, что только выкупаются, что холодная вода выгонит хмель, что везде мелко, что только около
кухни в стари́це будет по горло, но что они мастера плавать; а другие утверждали, что, стоя на берегу, хорошо растабарывать, что глубоких мест много, а
в стари́це и с руками
уйдешь; что одежа на них намокла, что этак и трезвый не выплывет, а пьяные пойдут как ключ ко дну.
Вечером хохол
ушел, она зажгла лампу и села к столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по комнате, вышла
в кухню, заперла дверь на крюк и, усиленно двигая бровями, воротилась
в комнату. Опустила занавески на окнах и, взяв книгу с полки, снова села к столу, оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала...
— Ничего, Паша, это я так! — поспешно сказала она и
ушла, смущенно двигая бровями. Но, постояв среди
кухни минуту неподвижно, задумчивая, озабоченная, она чисто вымыла руки
в снова вышла к сыну.
И бегут осчастливленные докторским разрешением"знатные иностранцы"обменивать вещества. Сначала обменивают около курзала, надеясь обмануть время и принюхиваясь к запаху жженого цикория, который так и валит из всех
кухонь. Но потом, видя, что время все-таки продолжает идти черепашьим шагом (требуется, по малой мере, час на обмен веществ),
уходит в подгородние ресторанчики, за полчаса или за сорок минут ходьбы от кургауза.
Чай пила как-то урывками, за стол (хоть и накрывался для нее всегда прибор) садилась на минуточку; только что подавалось горячее, она вдруг вскакивала и
уходила за чем-то
в кухню, и потом, когда снова появлялась и когда Петр Михайлыч ей говорил: «Что же ты сама, командирша, никогда ничего не кушаешь?», Палагея Евграфовна только усмехалась и, ответив: «Кабы не ела, так и жива бы не была», снова отправлялась на
кухню.
Только что
ушел М-цкий […М-цкий — Александр Мирецкий (род.
в 1820 г.), прибыл на каторгу
в 1846 г. «за участие
в заговоре».] (тот поляк, который говорил со мною), Газин, совершенно пьяный, ввалился
в кухню.
В одно из воскресений, когда хозяева
ушли к ранней обедне, а я, поставив самовар, отправился убирать комнаты, — старший ребенок, забравшись
в кухню, вытащил кран из самовара и уселся под стол играть краном.
— Поднимай, — сказала Наталья, взяв его под мышки и держа на вытянутых руках, на весу, чтобы не запачкать платья. Мы внесли солдата
в кухню, положили на постель, она вытерла его лицо мокрой тряпкой, а сама
ушла, сказав...
Читал я
в сарае,
уходя колоть дрова, или на чердаке, что было одинаково неудобно, холодно. Иногда, если книга интересовала меня или надо было прочитать ее скорее, я вставал ночью и зажигал свечу, но старая хозяйка, заметив, что свечи по ночам умаляются, стала измерять их лучинкой и куда-то прятала мерки. Если утром
в свече недоставало вершка или если я, найдя лучинку, не обламывал ее на сгоревший кусок свечи,
в кухне начинался яростный крик, и однажды Викторушка возмущенно провозгласил с полатей...
Это удивило меня своей правдой, — я стал читать дальше, стоя у слухового окна, я читал, пока не озяб, а вечером, когда хозяева
ушли ко всенощной, снес книгу
в кухню и утонул
в желтоватых, изношенных страницах, подобных осенним листьям; они легко уводили меня
в иную жизнь, к новым именам и отношениям, показывая мне добрых героев, мрачных злодеев, непохожих на людей, приглядевшихся мне.
Скоро мы перестали нуждаться
в предбаннике: мать Людмилы нашла работу у скорняка и с утра
уходила из дому, сестренка училась
в школе, брат работал на заводе изразцов.
В ненастные дни я приходил к девочке, помогая ей стряпать, убирать комнату и
кухню, она смеялась...
И он опять наклонился над чертежами и выкладками, махая Анне левой рукой, чтобы она
уходила. Анна пошла
в кухню, думая о том, что все-таки не все здесь похоже на наше и что она никогда еще не видела такого странного господина, который бы так торжественно произносил такие непонятные слова.
К счастью его, Варвара занялась
в кухне и не заглядывала
в горницы, — да и как ей было
уйти от такого изобилия съестных припасов: как раз Клавдия чем-нибудь попользуется.
Матвею стало грустно, не хотелось
уходить. Но когда, выходя из сада, он толкнул тяжёлую калитку и она широко распахнулась перед ним, мальчик почувствовал
в груди прилив какой-то новой силы и пошёл по двору тяжёлой и развалистой походкой отца. А
в кухне — снова вернулась грусть, больно тронув сердце: Власьевна сидела за столом, рассматривая
в маленьком зеркальце свой нос, одетая
в лиловый сарафан и белую рубаху с прошвами, обвешанная голубыми лентами. Она была такая важная и красивая.
После обеда, то
уходя на палубу, то
в кубрик, я увидел Дэзи, вышедшую из
кухни вылить ведро с водой за борт.
Ярцева дома не было. Рассудина села за рояль и принялась за скучные, трудные экзерцисы, приказав Лаптеву не мешать ей. И он не развлекал ее разговорами, а сидел
в стороне и перелистывал «Вестник Европы». Проиграв два часа, — это была ее дневная порция, — она поела чего-то
в кухне и
ушла на уроки. Лаптев прочел продолжение какого-то романа, потом долго сидел, не читая и не испытывая скуки и довольный, что уже опоздал домой к обеду.
— Ничего, руку ушиб, — с трудом поднявшись, ответил тот и спустился вниз
в кухню и
ушел на двор.
У нас никто не бывал, кроме почтальона, приносившего сестре письма от доктора, да Прокофия, который иногда вечером заходил к нам и, молча поглядев на сестру,
уходил и уж у себя
в кухне говорил...
— Отдам… Что мне!.. Делай глупости… — отвечала Елизавета Петровна,
уходя, но, покуда шла из комнат
в кухню, где была Марфуша, она кой-что попридумала.
На двенадцатый день после этой ночи, на утренней заре, сыпучей, песчаной тропою, потемневшей от обильной росы, Никита Артамонов шагал с палкой
в руке, с кожаным мешком на горбу, шагал быстро, как бы торопясь поскорее
уйти от воспоминаний о том, как родные провожали его: все они, не проспавшись, собрались
в обеденной комнате, рядом с
кухней, сидели чинно, говорили сдержанно, и было так ясно, что ни у кого из них нет для него ни единого сердечного слова.
И я внял этому голосу, хотя и не без внутреннего волнения.
В окна, главное, дуло, да и об
кухне шли слухи, что скоро совсем там готовить кушанье будет нельзя. Приходилось или зле погибнуть или
уйти.
По вечерам, когда мама
уходила в спальню рядом с нашей детскою, горничные, которым нельзя уже было через запертые сени нижнего этажа шнырять то на
кухню за утюгом и кушаньем кормилице, то на дворню, то к приказчице за яблоками, охотно присаживались за гребни возобновить свою болтовню шепотом.
Я
ушел из
кухни утром, маленькие часы на стене показывали шесть с минутами. Шагал
в серой мгле по сугробам, слушая вой метели, и, вспоминая яростные взвизгивания разбитого человека, чувствовал, что его слова остановились где-то
в горле у меня, душат. Не хотелось идти
в мастерскую, видеть людей, и, таская на себе кучу снега, я шатался по улицам Татарской слободы до поры, когда стало светло и среди волн снега начали нырять фигуры жителей города.
Он
ушел и
в кухне еще раз задумчиво повторил...
Акулина Ивановна. Обедать-то надо
в кухне… чтобы не обеспокоить ее… Милая моя!.. И взглянуть нельзя… (Махнув рукой,
уходит в сени. Поля стоит, прислонясь к шкафу и глядя на дверь
в комнату Татьяны. Брови у нее нахмурены, губы сжаты, стоит она прямо. Бессеменов сидит у стола, как бы ожидая чего-то.)
Когда Савелий отправился к себе
в каморку, его догнал молодец и объявил, что генеральский Мишка дожидает
в кухне уже два часа и
уходить не хочет.
Краснова. Неси! А я чашки расставлю. (Ставит чашки. Жмигулина
уходит.) Шел бы ты
в кухню.
(К Федору Иванычу.) Сейчас вон! Чтоб их не было
в моей
кухне! Это ужасно. Никто не слушает, всё назло… Я оттуда их прогоню, они их сюда пустят. (Все больше и больше волнуется и доходит до слез.) Всё назло! Все назло! И с моей болью… Доктор! Доктор! Петр Петрович!.. И он
ушел! (Всхлипывает и
уходит, за ней Леонид Федорович.)
Мелания. Прибаутки?.. Ах ты… лапоть! Он — блаженный, прорицает, дура! Сядь
в прихожей, не
уходи никуда…
В кухне был еще кто-нибудь?
Яков проводил его до станции молча, потом вернулся домой и запряг лошадь, чтобы везти Матвея
в Лимарово. Он решил, что свезет его
в Лимаровский лес и оставит там на дороге, а потом будет говорить всем, что Матвей
ушел в Веденяпино и не возвращался, и все тогда подумают, что его убили прохожие. Он знал, что этим никого не обманешь, но двигаться, делать что-нибудь, хлопотать было не так мучительно, как сидеть и ждать. Он кликнул Дашутку и вместе с ней повез Матвея. А Аглая осталась убирать
в кухне.
Шаблова. Ну, пожалуй, ну, как вам угодно. А ведь жалко, мы не миллионщики, по стольку-то зараз проматывать. Батюшки, что-то
в кухне зашипело! Бежать скорей! (
Уходит.)
И кончалось, как всегда со всем любимым, — слезами: такая хорошая серо-коричневая, немножко черная собака с немножко красными губами украла на
кухне кость и
ушла с ней на могилу, чтобы кухарка не отняла, и вдруг какой-то трус Ваня шел мимо и дал ей сапогом.
В ее чудную мокрую морду. У-у-у…